Бенедикт Кэмбербэтч и Том Хиддлстон - знаменитые британские актёры, которые приняли участие в различных кассовых фильмах и известных телевизионных сериалах, как "Шерлок Холмс" Стивена Моффата, "Шпион, выйди вон! ", "Искупление", "Тор", "Глубокое синее море" и "Валландер".
Они объединились, чтобы сыграть солдат, участвовавших в Первой Мировой войне и стоявших на передовой в Somme. Актёры рассказали View’s Matthew Turner о том, каково работать вместе со всемирно известным режиссёром Стивеном Спилбергом, об удивительном опыте верховой езды и участии в кавалерийских войсках, а также об успехе сериала "Шерлок Холмс".
Первый вопрос был очевиден: каково было работать со Стивеном Спилбергом?
Том Хиддлстон:Это было потрясающе. Мы целый день говорили о том, как он стал нашим идейным вдохновителем, когда мы ещё были детьми, благодаря своим фильмам "Челюсти", "Инопланетянин" и "Индиана Джонс". Нас можно считать его поклонниками.
Бенедикт Кэмбербэтч: Я был немного мал, чтобы смотреть "Челюсти"... Да и ты тоже.
Том: Да, но мы смотрели их по видику или чему-то подобному.
Бенедикт: А я не хотел конфликтовать с родителями, поэтому приходилось их слушаться.
Том: Я помню, мне было 12 лет, когда появилось кино "Парк Юрского периода", и 15, когда появился "Спасти рядового Райана". Я вырос на них, поэтому мечтал о встрече. А когда это случилось, он был безумно добрым и великодушным, скромным и страстным, смесь безупречной подготовки, предвидения, стихийный, он держался серьёзно, но свободно и живо. В нём есть всё, что нужно, ничего лишнего, это ведь Стивен Спилберг...
Бенедикт: И хотя он должен управлять всем этим цирком собственными руками, он невероятно открытый, добрый и человечный. Поэтому ты можешь подойти к нему в любое время, посмотреть на монитор, на снятый материал, обсудить с ним диалоги персонажей, поговорить о героях, о том, что придёт в голову, о его необыкновенно богатом опыте работы, о нём самом, пошутить на разные темы. Ты чувствуешь себя причастным ко всему, что происходит вокруг, что твоё мнение важно, и что ты не просто какой-то винтик в огромной машине.
Том: Я только хотел сказать, если это прозвучит надлежащим образом, он действительно замечательный. Он такой, какой есть на самом деле. Я склонен думать, что Стивен Спилберг стал неким мировым брендом в определённом жанре кино. Но вы забываете, что есть человек, которому принадлежит это имя и, что он режиссёр со своими особенностями, отличительными чертами. Такой же, как Дэнни Бойл, Мартин Скорсезе, Аронофски или Андреа Арнольд. Все эти люди, у них всё идёт от сердца. И этот фильм Стивена - не просто какой-то огромный завод, который производит безумное количество фильмов. Стивен пропускает всё через себя, стараясь максимально всё прочувствовать. И это было самым захватывающим, движущим аспектом для работы с ним.
Бенедикт: Да, абсолютно точно. Ты не просто какая-то мелкая деталь всей системы, которая создаёт фильмы. Они все многогранные, красивые, наполненные чем-то особенным, характерным для Спилберга, потому что в этом весь он, он - искусный мастер. Он расширил своё мастерство и видение картины, но всё равно складывается впечатление, что он открывает для себя что-то новое, каждый день совершенствует себя. Он может держать весь фильм у себя в голове, в то время как сам будет работать с отснятым материалом, который он просматривает даже во время выходных, чтобы знать, что он упустил и с чем надо будет поработать в понедельник.
И даже сейчас он продолжает улыбаться и поступать совершенно по-другому из-за этого зверя внутри себя, который абсолютно непредсказуем, способный втянуть тебя во что-нибудь в момент, когда ты полностью сконцентрирован на работе, когда хочешь поймать кадр, отснять его, потому что он просто на вес золота. А из-за него всё меняется. То есть, умение снимать на ходу, поймать нужный момент - это талант, и не может быть никаких ошибок, это ведь Стивен Спилберг.
Том: А во время съёмок кавалерийской атаки, способ, с помощью которого он руководил мной, Бенедиктом и Патриком Кеннеди, с точки зрения эмоционального настроя, был особенно экстраординарным. Мы репетировали неделями эти эпизоды. Был момент, когда капитан Никколс видит пулемёты, Ричард включил это в сценарий, потому что Майкл красиво описал это в романе, тот момент, когда Джоуи неожиданно почувствовал лёгкость, но не понял того, что остался без всадника.
Стивен хотел показать смерть капитана, но не показывать, как это произошло, не показывать, что его застрелили. Но он сказал: "Том, это единственный момент в фильме, когда мы используем эффект замедленной съёмки, правда я считаю, что это не лучший способ донести всю драматичность эпизода. Иногда помогает, но ты не должен полагаться на это. Будет стоять абсолютная тишина, и я хочу видеть, что вы заметили оружие, затем отмотать назад, на оружие, потом снова на Джоуи и тебя на нём быть не должно. Камера пройдёт рядом с тобой, но я не должен видеть на твоём лице ни шок, ни удивление, ни страх или ужас. "Сколько тебе лет?". Я сказал: "Мне 29".
Он произнёс: "Хорошо, когда камера будет направлена на тебя, покажи мне лицо воина. Воина, который побеждает, его триумф и заставь поверить, что всё идёт по плану. А затем я скажу "оружие", и как только ты это услышишь, камера приблизится к тебе, представь, что тебе не 29, а 9 лет. Я хочу увидеть не мужчину, а мальчика. Я могу на тебя положиться?".
Думаю, что это был один из самых душераздирающих моментов, в которых я когда-либо участвовал, это был очень эмоциональный эпизод. В самом центре этого великого, огромного действия со 120 лошадьми, которые несутся со скоростью 40 километров в час, у Стивена было пространство, в его голове, сердце для чего-то очень глубокого, сокровенного. Я думаю, это произвело глубокое, сильное впечатление.
Есть ли у Вас любимая сцена в фильме?
Том: Моя любимая сцена, без сомнений, это момент с Тоби Кеббелем. Думаю, что это восхитительный момент в создании кино, когда после колоссального напряжения, ужасающего преследования через траншеи Джоуи, воцарилась полная тишина. Чем-то напомнило момент Рождественского перемирия в 1915, когда английские и немецкие войска играли в футбол, и вы понимаете эту метафору безумия войны. Игра между двумя мужчинами. Тишина, спокойствие, не дающие поубивать друг друга. Я люблю этот момент.
Другой эпизод, который заставляет меня плакать, это когда немецкий солдат даёт Коллину кусачки и Тоби, вернувшись, говорит: "Я ими буду пользоваться в саду в South Shields". А затем он говорит:"Хорошо, Фриц". И немец отвечает: "Меня зовут не Фриц, я - Питер". В этот момент всё становится человечным, безумие волны предстало в истинном свете.
Я полагаю, Вы видели театральную постановку? Это было после Вашего участия или до него?
Бенедикт: Да. Это было задолго до съёмок. Это было волшебно, потому что это будоражило воображение, всё это предстало в истинном свете, взорвало общественность, словно кукловод дёрнул за нужные ниточки, в нужную минуту у вас перед глазами: жеребёнок, дети, бабушка, дедушка – но всё унесло волной. Пронести через время, через поколения, эту волшебную историю, может означать только то, что она тебе не безразлична.
Впервые, когда я сел на лошадь и пустил её в галоп, я просто расплакался - это было подобно полёту...
Это о лошади - это всё о лошади, весь фильм. И я полностью согласен с тем, что сказал Том. Это тоже мой любимый момент. Здесь всё символизирует эту "нейтральную зону", эту странную, необычную часть земли между людьми. И это живое существо между ними, о котором заботятся обе стороны, которые стараются спасти жизнь этому животному. Это возвращает вас, задолго до конца, к идее того, какую роль занимают лошади в нашей истории, на нашем пути.
Мы долгое время шли бок о бок, с тех пор, как перестали охотиться на животных и стали использовать их в хозяйстве. Мы им многим обязаны. Кроме того, это причина, чтобы видеть в фильме не только ужасы войны, но и отношение к животным. Я думаю, что здесь ещё моно провести параллель и увидеть, что здесь подразумевается также отношения между людьми. Да, что-то я разошёлся.
Что насчёт лошадей? Работал ли кто-нибудь из вас до этого с лошадьми?
Бенедикт: Чтобы серьёзно, нет. Я немного ездил верхом в 12 лет, только чтобы порадовать мамочку, когда я скучал на выходных. Но хорошо ездить я не умел. Они невероятные существа, особенно, когда ты с ними обходишься должным образом. Я немного боялся их и несерьёзно относился к ним. И больше я с ними не пересекался. Я не тренировался до начала работы над фильмом, поэтому, Том, тебе слово, ты ведь работал с ними...
Том: Я немного ездил верхом в "Торе". Был момент, когда мой герой выезжает из Асгарда и пересекает Радужный мост.
Мы на самом деле ездили на пляже в Южной Калифорнии. Небольшой опыт у меня был. Я немного занимался с некоторыми старыми ковбоями в Simi Valley, которые работали во многих вестернах, у них были удивительные лошади. Поэтому, я учился верховой езде, поднимаясь и спускаясь по руслам высохших рек в компании койотов и гремучих змей. И впервые, когда я перешёл на галоп, я заплакал - это было сродни полёту, тому, к чему стремится человечество. Да, это было словно полёт.
Немного различаются езда верхом в Асгарде и езда в полях во время Первой Мировой войны, не так ли?
Том: Знаете, к тому времени как я добрался до фермы, чтобы потренироваться, и когда трое из нас были обучены всему за 5 недель, я выглядел как мешок с картошкой.
Бенедикт: Да вы расслабились, как будто прилегли отдохнуть на диване. Я имею в виду, что мы были ничуть не лучше, но те навыки, которые у него были, он просто-напросто растерял...
Том: Я всегда говорил, что поначалу это походило на "Городских пижонов", когда Билли Кристал выглядел "немного" шокированным верхом на лошади. Но нас тренировали, я хочу сказать, что мы были Английской кавалерией – то есть, должны были выглядеть безупречно, безукоризненно, и у нас были лучшие учителя во всём мире.
Бенедикт: И самые лучшие лошади.
Том: Именно так. У нас были испанские жеребцы. И нам было намного сложнее, потому что английские сёдла небольшие, узкие и плоские, а ещё были двойные вожжи.
Бенедикт: Мы полностью управляли лошадьми, начиная со скорости и переходов, заканчивая поворотами влево и вправо, управляя лишь одной рукой.
Том: С саблей в другой руке. Мы должны были пройти инструктаж и научиться всему этому. Выучить все тонкости физические и психологические, которые нужны для езды верхом на этих лошадях. Потому что эта порода...они понимали...знаете, они чувствуют всё, что происходит с наездником, они очень чувствительные. Я знаю, это звучит безумно, но это правда.
Бенедикт:Приходилось быть очень осторожными, потому что они очень легко заводились, поэтому были моменты; я вёл наступление, и мне пришлось выкрикивать команды, и когда я во второй раз прокричал: "Вперёд, шагом марш!", лошади захотелось пойти, она просто решила пойти вперёд. Поэтому, как только они слышали голос, они расценивали его как команду. Их было очень тяжело контролировать.
Приходилось быть осторожным и с мегафонами, обычным инструментом, чтобы управлять многочисленной армией людей, которая выполняла свою работу. Поэтому в то время у Адама - нашего дорогого и талантливого "первого режиссёра" - были большие проблемы с горлом, потому что ему приходилось очень много кричать. Но нужно было добиться тишины на площадке, потому что лошади, как только слышали его, принимали вид "Всё, на сегодня мы закончили...". Поэтому, у нас было весело.
Так, о чём мы говорили. Ты бы видел всех этих мастеров верховой езды, которые добивались от лошадей того, что хотели, заставляли подчиняться командам, контролировали их во время съёмок. Ты видел этих наездников, которые тренировали лошадей - это было в точности так, как ты сказал - малейшее движение ноги, почти незаметное, и конь выполнял команду: опускался на передние ноги, поднимался, шагал, переходил в рысь, в галоп, останавливался. Это бесподобно.
Том: Они невероятные, эти ребята. И техника была потрясающая. Я имею в виду, одним из самых ужасных дней для меня был день, когда мы проходили практику с оружием, вместе с Беном. Мы ещё были одеты в тёмно-синие военные платья
Бенедикт: Сержант Пеппер...
Том: О да! И всё это превращалось в соревнования. Большое значение для истории - это соперничество, после переходящее в дружбу между Топторном и Джоуи. Я думаю, это действительно очень важно.
Нам приходилось переходить на галоп, нас снимали, используя движущиеся камеры, прикреплённые к машине. Мы были на расстоянии в 10 футах от объектива, бок о бок, наши ноги почти соприкасались, ещё и сабли, нужно было держаться в фокусе, в противном случае кадр не удавался. Это было довольно сложно, да? Но зато захватывающе и здорово, когда нам удавалось всё выполнить.
Бенедикт: Да. Это было круто. Но как только мы начинали снимать, из-за небольшого тумана и скорости, мы даже толком ушей своих коней не могли разглядеть.
Том: А если ты упадёшь, то тебя растопчет целый полк, который следовал за тобой.
Бенедикт: Создавалось впечатление, что ты возглавлял Grand National.
Том: Нам повезло, потому что в других фильмах, я думаю, нам не позволили бы самим сниматься в таких моментах, но Стив хотел снять именно нас, верхом на лошади, на скорости 40 километров в час. Американские друзья - у них фильм уже вышел в прокат - говорят: "Том, за тебя ведь выполнял всю эту работу каскадёр, верно?".
Бенедикт:Я тоже это слышал. Что же надо такого сделать в современном мире, чтобы доказать, что это ты сам всё делал? Всё это было правдой.
Бенедикт, принёс ли вам успех выход сериала "Шерлок"?
Бенедикт: Эм, да. На меня сразу посыпались предложения сняться в разных картинах, у которых не было ничего общего с Шерлоком: "Боевой конь", "Франкенштейн".
В этой стране, в общем, всё довольно странно. Тебя узнают, ты чувствуешь на себе взгляды людей, приходится часто появляться на телевидении - это всё очень странно, хотя это часть работы. У меня появились новые возможности, передо мной открылись двери, конечно не стоит рассчитывать на это полностью, но это огромный плюс.
Том: У тебя появилась куча возможностей, потому, что ты прекрасный актёр. Вот почему.
Бенедикт: О, боже мой. Мы встретились с Патриком и поняли, вот, кто должен быть с нами. Мы работаем вместе уже над третьей картиной, и, что мы должны были знать друг друга, когда нам было по три года, потому что мы учились в одной младшей школе. У нас в чём-то похож карьерный рост, это забавно.
Я многим обязан Шерлоку, но это просто радость, работать со всем этим материалом.
Том: Так вот откуда пошли Cumberbitches?
Бенедикт: Да, именно оттуда.
Вы получили какие-нибудь советы от тома, как играть злодеев из Голливудских блокбастеров, учитывая то, что Вы снимаетесь в "Звёздном пути"?
Бенедикт: Я ничего не могу сказать по этому поводу. Разве что, мне безумно нравится работать с Джей Джей Абрамсом, и что я жду, не дождусь, чтобы поехать в Лос-Анджелес. Извините, что так скомкано ответил на Ваш вопрос.
